Убрав потеки расплывшейся туши, она сложила в пакет свои вещи, погасила свет и, стараясь быть незамеченной, отправилась к себе. К счастью, ни Ленки, ни Пашки в комнате не оказалось. Умывшись, она разделась, поменяла на кровати белье, заползла под одеяло и моментально провалилась в неровный, пронзаемый странными грозовыми сполохами сон…
Рано утром Тамара проснулась от головной боли. Разглядев на соседней кровати крепко спавшую соседку, она достала из аптечки таблетку, взяла пустой стакан и отправилась за водой. Подойдя к умывальнику, непроизвольно посмотрела на себя в зеркало: ввалившиеся бесцветные глаза, бледная кожа, на губах ни кровинки, всклокоченные волосы. Поставив на полку так и не наполненный водой стакан, она долго смотрела на таблетку в руке, затем швырнула ее в урну и решительно сдернула с плеч бретельки ночной рубашки.
Долгое стояние под душем помогло, и головная боль немного утихла. Высушив волосы феном, Тамара оделась, сложила в сумку конспекты, слегка подкрасила ресницы, прикусила губы, чтобы покраснели, и оглянулась на соседку: отвернувшись к стенке, Леночка спала как убитая.
Пожав плечами, Тамара подхватила сумку и отправилась в институт. Но стоило ей появиться в лекционной аудитории, как ее тут же поймал за руку староста:
— Тебя срочно вызывают в деканат.
— Хорошо, зайду после лекции, — поднимаясь по ступенькам, спокойно отреагировала она.
— Ты не поняла, — остановил ее староста. — Меня сам Кравцов попросил тебя найти. Нервный он какой-то с самого утра. Так что не дразни гусей, иди прямо сейчас.
— Ладно, — неохотно согласилась она. — Если Инка придет, скажи ей, куда меня вызвали.
Кушнерова с прошлой недели оформила свободное посещение занятий и почти не появлялась на лекциях
«И что ему от меня надо?» — обгоняемая по пути в деканат опоздавшими студентами, терялась в догадках Тамара. После прошлогодней выволочки туда ее вызывали только раз — в числе других объявили благодарность за победу в конкурсе. Кравцов ее словно не замечал, хотя поверить в то, что он не знает об их отношениях с Радченко, было невозможно.
На самых подступах к деканату ее едва не сбила с ног Вероника.
— Иди прямо к нему! — бросила она на ходу.
— А что случилось?
— Не знаю! Ничего не знаю, но он с самого утра сам не свой. Натворила что-нибудь? Признавайся…
— Да вроде нет, — пожала та плечами.
«Неужели узнал о вчерашнем визите к гинекологу? — похолодело в груди. — Нет, не может быть!»
— Не представляю, что ему от меня надо, — взяв себя в руки, спокойно ответила она. — А ты куда?
— В аптеку. Кравцов всю валерьянку и сердечные капли выпил, — прошептала Вероника. — Чует мое сердце: что-то здесь не то. И в аптеку — я так думаю — он меня не зря отправил: не хочет, чтобы я ваш разговор услышала. Ладно, я побежала. Ни пуха!
— К черту!
…Петр Викторович всегда приходил на работу задолго до занятий. Шутка ли — самый многочисленный факультет, почти две трети студентов иногородние! Плюс ко всему научная работа. Давно пора докторскую защищать, а ему все недосуг, дел невпроворот. Сейчас вот лето на носу, а это значит — сессия, стройотряды, практика. Даже в отпуске не отдохнешь: чуть ослабил контроль за студентами — и все!
В прошлом году после каникул троих пришлось отчислить — в Крыму подрались да еще в вытрезвитель попали. По молодости, по глупости жизнь себе калечат. Это они потом, когда повзрослеют, спасибо скажут, а сейчас декану приходится не спать из-за них по ночам.
В кабинете витал запах валокордина. Предыдущую ночь Кравцов действительно не сомкнул глаз, но виноваты в этом были отнюдь не студенты. Точнее, не одни студенты, и как теперь все будут выпутываться из ситуации — он не представлял.
А все началось со вчерашнего разговора с ректором на очень щепетильную тему. В конце рабочего дня Тишковский лично позвонил Кравцову и попросил зайти к себе. Гадая о причине вызова, тот на всякий случай прихватил с собой несколько папок с делами факультета и отправился в ректорат. Но даже в дурном сне ему не могло привидеться, о чем зайдет речь!
Иннокентий Вельяминович встретил его с улыбкой, предложил присесть в мягкое кресло и, попросив секретаршу принести чай и ни с кем не соединять, устроился в кресле напротив. Разговор он начал издалека и туманно: жизнь продолжается, дети вырастают, устраивают свою судьбу и покидают отчий дом. Родители желают своим детям только добра, но чаще всего им ничего не остается, как принять выбор детей. А уж если в семье единственная дочь!..
Кравцов только кивал головой в знак согласия и никак не мог взять в толк, с чего бы это ректор решил обсуждать с ним такую тему. Он никогда не слыл приближенным к этой семье. Лида Тишковская, конечно, учится на его факультете, и учится, честно говоря, так себе: как говорится, на отпрысках гениев природа отдыхает. И даже если она собралась замуж, то при чем здесь он?
Но то, что Кравцов услышал дальше, не просто повергло его в замешательство — он испытал настоящий шок! Дочь ректора собралась замуж за Алексея Радченко! Более того, она от него беременна!
Кравцов шумно перевел дыхание. Казалось, он до сих пор чувствует возникшую в тот момент сухость во рту.
«С ума они сошли, что ли? — дожидаясь прихода Крапивиной, потирал он левую область груди и чувствовал, как лоб начинает покрываться испариной. — Нашли на ком женить профессорскую дочь! Да если бы не прежний ректор, этого Радченко уже давно не было бы в институте! Ни его, ни Филевского, ни всех этих проблем! Публичный дом устроили! Как ни следишь за этими студентами, как ни желаешь им добра, все равно спят друг с другом, точно кролики. Где нравы, которые им должны были привить школа и родители? Куда мы все катимся, черт возьми, если даже дочь ректора забеременела от этого негодяя!»