Переступив порог, Тамара сделала еще шаг и замерла: маленькая комната словно плыла в сказочном завораживающем мерцании свечей. Они были везде: на полу, на подоконнике, повторяли очертания мебели, поднимались вверх, спускались вниз, к полкам. На столе, рядом с украшенной мишурой еловой лапкой, в вазе яркими пятнами алели три свежие розы, лежат коробка конфет и стояла уже знакомая бутылка вина с двумя фужерами…
Легонько подтолкнув ее вперед, Алексей закрыл дверь, подошел к магнитофону, и пространство комнаты тут же наполнилось приглушенной мелодией. Словно боясь прервать волшебную сказку, Тамара осторожно перевела дыхание, прикрыла глаза и, ощутив на шее прикосновения теплых губ, спросила:
— Это мираж?
— Нет. Все это наяву.
— Очередной трюк? — распахнула она глаза.
— Смертельный номер! — рассмеялся он. — Я не знаю, как ты представляла себе свою первую ночь с мужчиной, но я постарался сделать все, что подсказала мне фантазия.
— Но почему первую? Разве…
— Первую, — поправил ее Алексей, снял с ее плеч кофточку и аккуратно повесил на спинку стула. — Ты уж прости, — снова прикоснулся он губами к ее шее, — но я не выпущу тебя отсюда, пока не исправлю ошибку.
— И ты не боишься ее повторить? — приподняв голову, Тамара снова закрыла глаза и положила ему руки на плечи.
— Не боюсь, — истолковав ее движения как разрешение на продолжение любовной игры, ответил он. — Если ты мне в этом поможешь.
— И что я должна делать? — спросила она после паузы, чувствуя, как на спине медленно расстегивается «молния» и начинают подкашиваться ноги.
— Ничего, — раздался в ответ прерывающийся шепот. — Лишь слушаться своего тела. А дальше… — Он провел пальцами по ее уже практически обнаженной спине, поднял на руки и осторожно положил на кровать…
…— И все это — Монмартр! — показала Инна в сторону крыш знаменитого квартала Парижа. — По латыни это означает «гора Мученика»: по преданию, в двести семьдесят втором году здесь был обезглавлен первый епископ Парижа святой Дионисий. А в девятнадцатом веке здесь поселились художники, для которых само понятие богемной жизни означало возможность жить и творить свободно. Малоизвестные и знаменитые художники оставили на Монмартре след своего творчества. Но не только они: Пуччини, например, написал здесь оперу «Богема». Правда, сейчас в превосходно отреставрированных домах на холме Монмартр живет состоятельный средний класс, а по-прежнему непрезентабельный вид имеют разве что «отели на час» в квартале красных фонарей. Видишь крылья мельницы? Это и есть «Мулен-Руж», и именно на его сцене родился канкан! Жаль, нет времени, а так мы прогулялись бы по торговой улице Лепик, — вздохнула она.
— Слушай, все хотела спросить: я нормально одета по парижским меркам? — задала неожиданный вопрос Тамара, когда они стали в огромную очередь у входа.
— Нормально, — успокоила подруга, бросив взгляд на облегавший стройную фигуру бледно-сиреневый костюм. — Ты и раньше умела подбирать одежку и в пир, и в мир. Третий день тебя вижу, третий комплект одежды, и третий раз ты меня удивляешь идеальной гармонией цвета, стиля и умением создавать новый образ. Кстати, где там у вас сейчас принято одеваться? — поинтересовалась Инна.
— Как и раньше, все зависит от толщины кошелька и вкуса.
— А ты? У тебя каждая мелочь продумана: цветовая гамма, сумочка, обувь.
— Получить такой комплимент от дамы, живущей в Париже, — высшее достижение! — рассмеялась польщенная Тамара. — Когда как: что-то подбираю по каталогу, что-то покупаю за границей, какую-то часть одежды беру у приятельницы, которая привозит вещи все из той же Франции. Если очень понравилось, могу купить с ходу, не задумываясь над ценой. Но, честно говоря, я не зациклена на одежде. А о том, что продается в наших магазинах, из-за нехватки времени не имею никакого понятия: забегу купить подарок — и обратно.
— В ногу со временем, — согласно кивнула Инна. — Если ты заметила, в Париже люди делают моду, но не носят. Хотя по окружающим нас людям об этом нельзя судить, — огляделась она по сторонам, — здесь в основном туристы. Что касается меня, то я предпочитаю качество и удобство.
— Я это уже заметила. Только твои удобные вещи словно сняты с манекенов самых именитых магазинов, — отметила Тамара и скользнула взглядом вдоль очереди. — Сколько разного народу! Не знаю, как ты, но я больше люблю наши лица. Иногда глянешь — стоят девчушки-пичужки: улыбка, глазки, ножки стройные. Счастливые, довольные, все у них впереди, и счастье, и горести… — Она неожиданно замолчала.
— Э-э-э! Куда тебя снова понесло? — дернула ее за рукав Инна.
— Слушай, а почему Дени с нами не поехал?
— Он сегодня с сыном встречается. А потом, помнишь, когда я рассказывала тебе о его жизни, упомянула Еву? Так вот: вторая великая любовь Дени была танцовщицей «Мулен-Руж». Красивая, талантливая… Они снимали квартиру неподалеку, и он приходил сюда каждый вечер, как на работу. А потом Ева забеременела. К удивлению многих, категорически отказалась делать аборт, попросила Дени потерпеть с оформлением брака и родила девочку. Пока после родов она восстанавливала форму и сутками пропадала в репетиционном зале, Дени, сменяя няню, купал, баюкал и укладывал спать малышку. К тому времени он уже понял, что ни любовью, ни преданностью не сможет завладеть сердцем ее матери, а потому все чувства перенес на похожую на него кроху. А спустя два года, прихватив с собой ребенка, Ева отправилась за океан, удачно вышла там замуж за какого-то продюсера, родила еще двоих детей и окончательно забросила сцену. Вот и вся история. Так что в «Мулен-Руж» Дени больше ни ногой.