Площадь Согласия - Страница 86

Выяснилось, что у них немало общего. Например, оба они оказались в этом институте совершенно случайно: Алексея привез сюда бывший тренер, старый друг которого заведовал кафедрой физвоспитания, а Тамару — мама. Оба они любили математику, оба выросли в частных домах и с удовольствием вспоминали счастливые времена детства, когда можно было гулять босиком по утренней росе, до вечера играть с друзьями на улице или пропадать на речке. Различий тоже хватало: он увлекался спортом, она его терпеть не могла; она любила литературу и читала все подряд, он очень мало читал в детстве, но в институте, предпочитая исторические книги, пытался наверстать упущенное.

Много интересного узнала Тамара и об Артеме: тот, оказывается, частенько пропадал в машинном зале на кафедре вычислительной техники и даже дипломную тему выбрал с учетом обязательного присутствия АСУ. О том, что, помимо спорта, он с раннего детства увлекался всякого рода техникой — от ремонта мопедов до радиоприемников, что в институт поступал на робототехнический, но не добрал баллов, она слышала и раньше, от Инночки. И все же то, что его интересовало программирование и АСУ, на ее взгляд, было немного странно: Артем всегда казался ей слегка поверхностным.

Частенько во время их разговоров в комнату стучался кто-нибудь из приятелей, но дальше события развивались по одному из двух сценариев с одним и тем же финалом: либо этот кто-то, приоткрыв дверь и завидев Алексея, бормотал что-то невнятное и тут же испарялся, либо жал ему руку и, забыв о цели визита, обещал заглянуть попозже. Когда история повторилась в надцатый раз — Мишка Трушкин, пятясь спиной к двери, споткнулся и едва не упал, — Тамара расхохоталась:

— Не пойму, почитают они все тебя или боятся? Да если бы не ты, вся эта компания давно сидела бы в моей комнате!

— Мне уйти? — шутливо уточнил Алексей.

— И не думай! В лучах твоей славы я чувствую себя важной персоной! Есть чем гордиться: любимец доброй половины института тратит свое драгоценное время на ошпаренную кипятком «дикую кошку»!

Леша опустил взгляд и тихо рассмеялся.

— Просто характер у «ошпаренной кошки» оказался много мягче: не бросается без повода на окружающих и прячет коготки под бархатными подушечками. А вот глаза у нее остались прежние — зеленые, и голос не изменился. Приятный голос, — добавил он.

— Это пока кошке на хвост не наступили, — смутилась Тамара.

— Значит, придется быть настороже. Могу я, на всякий случай, взглянуть на длину когтей? — придвинулся он вместе со стулом ближе к кровати, на которой полусидела Тамара, и взял в руки ее ладонь.

— Не опасно, — успокоила она его, отметив про себя, как вовремя обработала ногти и покрыла перламутровым лаком. — Длинных ногтей у меня отродясь не было, все равно о струны поломаю.

Задержав взгляд на блестящих, аккуратно подпиленных ноготках, он осторожно провел по ним указательным пальцем, затем перевернул ладонь и принялся сравнивать свои линии с линиями на ее руке.

— Завтра концерт? — уточнил он, повторяя пальцем замысловатый узор на ее ладони.

— Завтра, — выдохнула Тамара. От легких прикосновений бросало в жар и часто-часто билось сердце. — Но из-за отсутствия инвалидной коляски придется жалобно мяукать в своей комнате.

— И в котором часу начнется бесплатный кошачий концерт? — поднял он на нее серо-голубые глаза. Взгляд притягивал и буквально гипнотизировал, противостоять ему было невозможно.

Не выдержав напряжения, Тамара дернулась и сделала слабую попытку вытянуть руку. Опередив ее на долю секунды, Леша успел скрестить ее пальцы со своими, сжал их чуть крепче и прикоснулся губами к наружной стороне ладони. Когда его губы передвинулись к запястью и сантиметр за сантиметром стали медленно подниматься выше по предплечью, девушка непроизвольно закрыла глаза.

— Боюсь, кошачий концерт может начаться очень скоро… Уже сегодня, — выдохнула она.

Сердце уже буквально заходилось от частых ударов и приближалось к пиковой точке, после которой оно, казалось, должно или остановиться, или выпрыгнуть из груди, где ему становилось невыносимо тесно.

— Хочешь сказать, что пора спасать шкуру бегством? — прервав поступательные движения, тихо спросил он.

Подняв дрожащие ресницы, Тамара сделала глубокий вдох. Больше всего на свете в этот момент ей захотелось снова закрыть глаза и продолжить прерванную игру.

— Можешь и задержаться, — не сразу сообразив, что выдала свое состояние, предложила она и тут же спохватилась: — Если не собираешься продолжать свое занятие, — бросила она многозначительный взгляд на свое плечо.

— А вот этого я обещать не могу, — покачал он головой и, посмеиваясь, аккуратно опустил ее руку.

Полным разочарования взглядом Тамара проследила, как он поставил на место стул и подошел к двери.

— Не забудь: я скупил все билеты на завтрашний концерт, — дотронувшись до дверной ручки, напомнил он. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Естественно, ни о какой спокойной ночи и речи быть не могло. Обуреваемая чувствами, она без конца вспоминала его слова и движения, раз за разом заново переживала прошедший вечер и никак не могла сомкнуть глаз от возбуждения. Среди ночи от всех этих треволнений под повязкой разнылась рана, пришлось вставать и принимать обезболивающее…

Назавтра Тамара попросила водителя подвезти ее после больницы прямо к институту. Продемонстрировав руководителю клуба художественной самодеятельности перебинтованную ногу, она доходчиво объяснила свой отказ от выступления. Выйти на сцену и спеть, она, конечно же, могла. Но в чем? Длинного платья, которое спрятало бы перебинтованную от лодыжки до колена ногу, у нее не было. Ничего приличного не нашлось и в костюмерной.