В углу за кроватью давно кипел тщательно упрятанный от глаз комендантши электрический чайник, а сидевшая за столом девушка глотала слезы и все смотрела, смотрела на человека с кубком в руках…
…Засыпая в гостиничном номере, Тамара вдруг ясно услышала голос сына:
— …Мама, а что это за дядя? Я его знаю?
Перебирая кипу документов в поисках какой-то справки, она неожиданно наткнулась на потускневшую, потертую по углам фотографию и надолго застыла на полу.
— Нет, дорогой, — не в силах оторвать взгляд от запечатленного на черно-белом снимке улыбающегося Алексея прижала она к себе пятилетнего Сережку. — Он уехал.
— И больше не вернется? — отстранившись от матери, недоверчиво спросил мальчик и хлопнул длинными пушистыми ресницами.
— Не знаю, — погладила она белокурые волнистые волосы. — Он очень занят.
— У него такая игрушка интересная, — снова перевел малыш взгляд на снимок. — Если он вернется, мы попросим его дать мне с ней поиграть?
— Обязательно попросим.
— Обещаешь?
— Обещаю, — успокоила его Тамара и сунула снимок обратно в папку с документами. — Если только он вернется…
…Сон был беспокойным. Вернее сказать — его не было вовсе: воспоминания, вырвавшись из многолетнего заточения, наслаивались друг на друга и переключались, точно картинки в телевизоре. Вот она подъехала на своей «копейке» к дому, а навстречу тетя Аня с Сережкой идут из садика. Вот она нажала кнопку звонка, и в проеме двери возник Юра с сыном на плечах, и вдруг все пространство заполняет новая квартира, только почему-то еще до ремонта. Серая штукатурка, снятые батареи отопления… Становится холодно, страшно: все вокруг на глазах покрывается коркой льда, льдины увеличиваются в размерах, тянут к ней острые края, а она бросается к телефонной трубке, чтобы услышать спасительный голос. В этот момент рядом возникает мужчина, который словно гипнотизирует ее своим взглядом, заставляет опустить трубку, из которой все тише и тише доносится: «Мама! Мама!..»
…Очнувшись в холодном поту, Тамара присела на кровати, лихорадочно оглянулась по сторонам и, сообразив, где находится, снова опустилась на подушку. Тут же перед ней вновь возникла покрытая льдом телефонная трубка.
«Нет! — тряхнула она головой. — Надо как-то прервать этот кошмар!»
Рывком поднявшись, Тамара опустила ноги на пол и взглянула на часы. Пять утра. Встав с постели, она подошла к крохотному бару, плеснула в стакан минеральной воды, слегка раздвинув шторы, выглянула в окно и непроизвольно задержала взгляд на балкончике дома напротив: такие же плотные, не пропускающие свет шторы и никого. Никакой мужской фигуры.
Еще горели фонари, но на улице уже было достаточно многолюдно: по тротуарам сновали люди, чистили мостовую, что-то развозили в маленьких фургончиках, к дому напротив подъехало такси.
Раздавшееся из глубины комнаты пронзительное попискивание заставило Тамару вздрогнуть. Не сразу сообразив, что в телефоне садится батарейка, она открыла полупустой чемодан, достала зарядное устройство, втолкнула его в розетку и, взглянув на засветившийся дисплей, задумалась: шесть пропущенных звонков и сообщение. Все звонки поступили во время долгого разговора с Инночкой на террасе, когда телефон оставался в доме.
«Если ты в зоне связи, пожалуйста, перезвони. Александр», — перечитала Тамара написанные латиницей строчки и усмехнулась: так вот кто так настойчиво пытался дозвониться — Ляхов.
«Зачем звонит, на что надеется? Неужели не понял, что любимому человеку я могу простить все, кроме подлости? — горько усмехнулась она. — Один урок не пошел впрок, но теперь я точно знаю, что такое больше не повторится. Хватит!»
Решительно отключив телефон, она оставила его на столе заряжаться и повернулась к кровати…
…Можно сказать, что после визита в больницу три дня Тамара не жила, а существовала: не притронулась ни к одной из курсовых, игнорировала лекции и даже практические занятия. Душка-староста ее не отмечал, и все же дважды она попалась при проверке посещаемости. На ее счастье, Вероника, относившаяся к ней весьма дружелюбно, на свой страх и риск закрасила пропуски в синий цвет — это значило, что был предъявлен оправдательный документ.
Тамара же или валялась в постели, или бесцельно слонялась по улицам. Ее никак не покидало ощущение, будто потеряла что-то дорогое и важное, и никакого желания бороться с царившим в душе унынием не возникало. Странное дело, она даже стала находить в этом что-то привлекательное: можно впасть в забытье, можно самой себе задавать вопросы и самой же на них отвечать. Все равно не с кем больше поделиться сокровенным. С замужеством Инки прежняя компания друзей-приятелей как-то распалась, точнее, наступил тот период, когда после долгого тесного общения каждому захотелось чего-то новенького: новых чувств, новых знакомств, новых компаний. Инночка из-за мучившего ее токсикоза почти не появлялась в институте, а хорошенькая головка соседки по комнате была занята мыслями о Пашке. Да и не были они с Ленкой по-настоящему близки и откровенны…
Словом, Тамара пребывала в состоянии, когда, казалось, все самое интересное осталось позади, а все новое было ненужным, искусственным, ненастоящим. Так что если бы не Лялька Фунтик, погрузилась бы она в самую настоящую депрессию. Правда, слова такого она тогда еще не знала…
Точно чувствуя, что творится у Тамары в душе, новая подружка все чаще заглядывала по вечерам в комнату и пыталась растормошить приунывшую девушку забавными рассказами из собственной жизни. Неожиданно для себя Крапивина открыла, что та Лялька, которую знают все и к которой она ревновала Алексея, не что иное, как маскировка. На самом деле под маской распутной и бесшабашной девушки, поведение которой зачастую балансировало на грани дозволенного, скрывался совсем другой человечек: мягкий, ранимый, сопереживающий и не по годам умудренный житейским опытом. Да и веселого в ее жизни было не так уж много: одно пребывание в интернате — после того как мать лишили родительских прав — чего стоило! Ждать защиты было не от кого, а защищаться приходилось от всех, да еще старшую на год сестренку беречь: тихоня, ей от всех доставалось.