— Ленская, что у вас творится?! — донесся из глубины зала громовой бас. — Вы что, собираетесь весь этот бардак завтра показывать?
В одно мгновение все на сцене замерли и стало тихо.
— Петр Викторович, — стала оправдываться Лариса. — Это просто импровизация во время перерыва.
— Да ваша импровизация на весь институт гремит, а в аудиториях вечерники занимаются! Крапивина?! — Казалось, декан не мог поверить собственным глазам. — И вы исполняли эту глупость?!
Ребята на сцене как по команде подскочили к смущенной Тамаре.
— Никакая это не глупость! — дружно запротестовали они.
— А что же тогда? — с издевкой уточнил Кравцов. — Что-нибудь приличное вы можете исполнить?
— Могу… Романс, — прозвучал в тишине Тамарин голос.
— Значит, романс? Ну ладно, — согласился Петр Викторович и демонстративно уселся на сиденье во втором ряду. — Слушаю. Я вас очень внимательно слушаю, Крапивина.
Все остальные незаметно покинули сцену, а через секунду из динамиков полилась совсем другая мелодия.
В огне свечи сгорает дивный вечер
И след неясный оставляет на стене,
Который ускользающим сознаньем
Читается едва. И в тишине
Немые, неозвученные фразы,
Признания ошибок. Наяву
Приходит запоздало покаянье
И стоном отзывается в мозгу.
И правда, не воспринятая ране,
Холодной ночью не дает уснуть,
И душу жжет безжалостное пламя —
Того, что было, больше не вернуть.
Свеча все меньше. Дуновенье ветра.
Исчезли тени в темноте ночной.
На землю тихо оседает пепел,
Оплаченный немыслимой ценой.
На землю тихо оседает пепел
Любви, сожженной пламенной свечой…
— Красиво, — спустя несколько мгновений оценил декан. — Слова непонятные, но звучит красиво. Вот вам, Ленская, совсем другая песня! И самим послушать приятно, и другим показать не стыдно. Репетируйте! — поднялся с места Кравцов. — Только без фокусов!
— Уф! — пронесся по залу вздох облегчения, едва за ним закрылась дверь.
— Завтра выступаешь! — не терпящим возражений тоном заявила Лариса.
— Как — завтра?!
Тамара растерялась: одно дело — спеть в узком кругу и совсем другое — перед залом, полным студентов.
— А вот так! — вместо Ленской ответил Трушкин и окинул всех гордым взглядом: — Ну, что я вам говорил?
— Плохо, значит, говорил! — накинулась на него Лялька Фунтик. — Мы, можно сказать, в непосильных потугах пытаемся что-то выродить, а рядом неучтенные талантищи бродят. Да Тамара — просто чудо!
— А кто автор? — задал закономерный вопрос молодой человек, которому она передала гитару.
— Стихи одной молодой поэтессы… Ее никто не знает.
— Соответственно, музыка — молодого, никому не известного композитора, — хмыкнул парень с гитарой. — И как прикажете объявлять?
— Придумайте что-нибудь.
— Ладно, попробуем. На сегодня все, — хлопнула в ладоши Лариса. — Завтра в двенадцать встречаемся в моей комнате.
— А сегодня? — недоуменно спросил Трушкин. — А как же чай?
— Ну, хорошо, — согласилась та с улыбкой. — Кому не надоело наше шумное общество, приглашаю на чай.
Решив заглянуть к Ленской опять же из чистого любопытства, к себе Тамара вернулась лишь к двум часам ночи. Чаепитие у культорга, по-видимому, было традицией: откуда ни возьмись на столе появился торт, после него в ход пошли булочки и черствый хлеб с вареньем, кто-то без конца бегал на кухню ставить чайник. И все же главным блюдом здесь было общение. Чувствуя себя слегка осиротевшей после Инночкиного замужества, Тамара впервые попала в компанию, где собрались близкие по духу люди: вместе со всеми она смеялась, слушала стихи, читала сама, подпевала каждому новому солисту, обсуждала завтрашний сценарий и в душе была безмерно благодарна этой разношерстной компании, так легко принявшей ее в свои ряды.
В день концерта его участники освобождались от занятий. Честно проспав по такому случаю первую пару, Тамара все-таки решила сходить на лабораторную по физике, которую перед зачетом все равно пришлось бы отрабатывать.
— Ты куда пропала? — обрадовалась ей Инночка и, загадочно улыбнувшись, выпалила: — У меня для тебя две новости. И обе очень хорошие.
— Во-первых, это не я пропала, а ты. Во-вторых, разве так бывает, что две новости — и обе хорошие? Кстати, у меня тоже есть кое-какая новость.
— Тогда я первая. — Инночка сделала паузу и, нагнувшись, прошептала на ухо подруге: — Новость первая: я беременна!
— Правда?! — воскликнула Тамара. — Вот это новость! И как ты себя чувствуешь?
— Пока нормально. Срок-то совсем крохотный, — махнула она рукой. — Я два дня у маминой приятельницы в поликлинике провела: анализы сдавала, по врачам разным ходила для полной уверенности, что все в порядке. Я такая счастливая!
— Еще бы! Поздравляю!
— Спасибо. Теперь твоя очередь.
— Ну, моя новость после твоей ничего не значит. Я сегодня выступаю на концерте, посвященном дню первокурсника.
— Вот это да! — обрадовалась Инночка, которая знала, что Тамара поет и играет, но никогда ее не слышала. — И кто вдохновил тебя на этот подвиг?
— Мишка Трушкин, кто же еще! Все детство на сцене простояла, но никогда не трусила так, как сегодня.
— У тебя все получится! Вот пара закончится, побегу Артема с Лешкой предупрежу.
— А он здесь при чем?