Площадь Согласия - Страница 50

Но однажды и Рождественские собрались на дачу на целую неделю. Естественно, с дочерью. У Артема же, из-за того что приболел малыш, семья старшего брата вернулась в город. А расставаться молодым не хотелось, даже на день… В общем, сославшись на какой-то вымышленный, но вполне благовидный предлог, Инна уговорила родителей в ночь с пятницы на субботу оставить ее дома с условием, что утром она отправится на дачу на электричке. Следуя законам конспирации, около восьми вечера Артем перезвонил ей, уточнил обстановку и спустя десять минут постучался в дверь. Все шло по заранее согласованному плану: в двенадцать ночи они заперли дверь и облегченно вздохнули — Рождественские редко ложились спать после одиннадцати.

Вот тогда-то все и случилось. В самый страстный момент, когда они слышали лишь друг друга, до их сознания с трудом дошел настойчивый звонок в дверь. Затихнув на мгновение, они прислушались — звонок не повторился, и возникшее было напряжение отпустило. Решив, что кто-то ошибся квартирой, они снова включили музыку и продолжили любовные утехи.

Инна не сразу поняла, почему вдруг Артем замер. Раскрыв глаза, она прочитала на его лице сначала недоумение, затем испуг и, проследив за направлением его взгляда, словно в тумане рассмотрела на пороге своей комнаты потрясенных отца и мать…

— …Застали они нас, что называется, в самый интимный момент. Я со стыда готова была сквозь землю провалиться или в окно выпрыгнуть. Но Артем повел себя по-мужски и тут же объявил, что просит моей руки. Что здесь началось: валидол папе, «скорая» маме, у меня истерика!

— А почему они вернулись? — задала закономерный вопрос Тамара.

— В это трудно поверить, но они действительно попали домой случайно! Соседу по даче нужно было родственников с ночного поезда встретить, а у отца по дороге машина забарахлила, едва до поселка добрались. Вот и решили приехать с соседом, купить утром на рынке нужные запчасти и уже вместе со мной вернуться на дачу. Не сломайся в тот день машина — ничего бы не было. Но если бы Артем поступил тогда по-другому, я не знаю, что со мной было бы…

— Судьба. Представляю ваше состояние.

— Чтобы это представить, надо такое пережить.

— Уж кто-кто, а я понимаю это лучше других! — усмехнулась Тамара. — Но почему твоя мама считала себя виноватой в вашем разводе?

— Не совсем в разводе, скорее, в свадьбе. — Инна задумалась, как лучше объяснить подруге все, что мучило ее мать долгие годы. — Несмотря на признание в любви, Артем не был готов жениться. Не созрел. А своим приездом они вынудили его принять такое решение. Если бы этот шаг был осмысленный, его не тяготило бы, например, что однокурсники продолжают наслаждаться свободой, а он должен возвращаться к жене. Недогулял, наверное… Даже когда узнал о моей беременности, все равно в глазах читалась затаенная тоска. Правда, накануне Нового года, после последнего звонка, он вдруг резко изменился. Заранее меня предупредил, что заночует у ребят в общежитии, а утром вернулся совершенно другим человеком, словно с прошлым распрощался. Стал так меня опекать, даже в поликлинику по утрам ездил, анализы отвозил. О тебе часто спрашивал, мне иногда казалось, что вы с ним что-то от меня скрываете.

— И чем же он объяснял интерес ко мне? — спросила Тамара.

Далекий праздник последнего звонка у пятикурсников она помнила очень хорошо — и на то у нее были причины.

— Заботой о друге. Мы даже иногда мечтали: вдруг и вы с Алексеем поженитесь? Жаль, не получилось — ни у вас, ни у нас… Ну вот и добрались, — махнула она рукой в сторону давно маячившего впереди символа Парижа — Эйфелевой башни…

…Рано утром первого сентября, равно как и год назад, мама лично доставила Тамару в общежитие, вместе с водителем помогла отнести в комнату вещи и тут же поспешила обратно: к обеду надо было успеть на совещание в соседний областной центр. Проследив, как бежевая «Волга» выехала за ворота студенческого городка, Тамара защелкнула дверь и быстро спустилась к телефону-автомату. То, что возле него не было очереди, объяснялось просто: студенты первого и второго курсов отправлялись в колхоз только завтра, и потому к девяти утра в общежитие успели заселиться единицы, а третий, четвертый и пятый курсы начинали учебу лишь с середины сентября.

Трубку у Рождественских снова никто не снял. Расстроенная Тамара вытянула из автомата двушку и на всякий случай решила проверить почту. В ячейке на букву «к» лежало одно-единственное адресованное ей пухлое письмо. Определив по почерку, что письмо от Инночки, она быстро надорвала конверт и принялась бегло читать. Вот тогда-то она и узнала о случившейся в прошлые выходные свадьбе, а также о том, что накануне вечером теперь уже Инночка Кушнерова отправились с мужем к морю. Опустив руки с письмом, она долго безучастно смотрела в окно, а затем, поднявшись к себе в комнату, зарылась лицом в подушку и заплакала от обиды.

Единственный человек, посвященный в ее тайны и понимающий ее с полуслова, единственная подруга даже не пригласила на свадьбу…

Наутро Тамара первая зашла в автобус, села к окошку и, прекрасно понимая, что чуда не случится, долго смотрела сквозь мокрое от дождя стекло в конец аллеи. Так как по привычке все решили, что свободное место предназначено для Рождественской, сесть рядом с ней никто не осмелился, и всю дорогу, не реагируя на смех и шутки соскучившихся однокурсников, она провела в гордом одиночестве.

Однако, пока заселялись в знакомое по прошлому году общежитие, девчонки, прознавшие откуда-то о свадьбе Рождественской, попытались расспросить ее о подробностях. Но так как рассказывать ей было абсолютно нечего, Тамара молча бросила на кровать сумку с вещами и отправилась к озеру. Присев на валун, где когда-то коротала вечера вместе с Инночкой, она обхватила руками колени и просидела так, пока не стемнело…