«А вдруг уехала? — неожиданно разволновалась Тамара. — Что ей делать на выходных в Париже?» В душе она уже сожалела, что оттягивала звонок. Присев за столик в ресторанчике, она заказала кофе, достала сигареты и вдруг почувствовала нестерпимое желание увидеться с подругой.
Трубку долго не снимали, затем сквозь уличный шум из телефона донесся знакомый голос:
— Bonjour!..Аllо?!..C’est de la part de qui?
— Мадам Тьелон? Не подскажете, почем там у вас в Париже каштаны? — почувствовав ностальгический прилив, неожиданно спросила Тамара.
На несколько секунд в трубке замолчали. Наконец гул большого города нарушил несмелый вопрос:
— Какие каштаны?.. Томка, ты, что ли?
— Я, дорогая, я, — улыбнулась она невидимой собеседнице. — Между прочим, часа через два с половиной буду у вас.
— Где… у нас?
— Ну, если ты сейчас в Париже, значит, у вас.
— Постой, постой… — никак не могла прийти в себя Инночка. — Томка!!! Какая же ты умница! Выбралась наконец! Только, — она замялась, — я не смогу тебя встретить — у меня сейчас группа, на Эйфелеву башню веду. А это с очередями как минимум два часа… И Дени на работе. К тому же пятница, вторая половина дня, сплошные пробки…
— Да не волнуйся ты, — успокоила Тамара. — Я ведь на тебя и не надеялась: ты у нас человек занятой, да и я — женщина самостоятельная, поэтому трансфер и гостиницу заказала заранее.
— Как — заказала?! — возмутились в трубке.
— Я ведь не маленькая и не в первый раз за границей, — пригубила кофе Крапивина и снова улыбнулась: знакомая до мелочей манера разговора у Инночки не изменилась — если уж она с чем-то не соглашалась, то переубедить ее можно было только решительными действиями. — И знаю, что у вас там многое не принято…
— Что не принято?! Что не принято?! Да ты мне дороже любою родственника! Говори быстро название гостиницы — я броню сниму!
— Инка, успокойся, — продолжала наслаждаться звонкой трелью подруги Тамара. — Во-первых, отель уже оплачен, во-вторых, он в самом центре города: и метро недалеко, и Лувр ваш знаменитый, и еще что-то… Я отдохнуть хотела и попросила подыскать гостиницу в таком месте, где можно все из окна посмотреть.
— Это в Париже отдыхать?! Это на Париж из окна смотреть?! Да ты с ума сошла! Значит, так: завтра я в твоем полном распоряжении, в воскресенье — сложнее, группа… Но я во что бы то ни стало подменюсь! Ты когда уезжаешь?
— В понедельник.
— И это все?! — ахнула Инна. — Три дня на Париж?… А я?
— Могу с тобой, без Парижа. — Тамара сделала последний глоток кофе, загасила сигарету и посмотрела на часы. — Ты же знаешь, я в отличие от тебя никогда не бредила этим городом, — и добавила: — Ты извини, но у меня самолет через двадцать минут. Устроюсь в гостиницу — сразу позвоню. До встречи, дорогая.
— До встречи, — в полном смятении чувств машинально ответила Инна и вдруг опомнилась: — Так как отель называется?
— Це-лу-ю-ю! — по слогам протянула Тамара и отключила телефон.
Расплатившись по счету, она подошла к ближайшему табло, быстро отыскала информацию о своем рейсе и направилась к нужному выходу. Несмотря на то что аэропорт Франкфурта считался крупнейшим в Европе, ориентироваться в его лабиринтах было несложно даже новичку. Что уж о ней говорить: летать приходилось часто, и самые удобные стыковки самолетов были именно здесь.
«Хорошо, что отель не назвала, — ступила она на движущуюся дорожку в бесконечно длинном коридоре. — А то Инка ни за что не дала бы мне туда вселиться и сразу повезла к себе домой. Вот только мужей, которые с восторгом принимают на постой задушевных подружек жен, я пока не встречала… Что наших, что иностранцев… И все-таки Инке надо отдать должное: только успели познакомиться, как она сразу заявила, что со временем будет жить в Париже. И вот живет…»
Тамара заняла свое место в самолете, пристегнула ремень и закрыла глаза: воспоминания не заставили себя долго ждать…
…Продолжая переживать неудачу с поступлением, остаток лета Тамара практически безвылазно просидела дома. Школа была заперта до сентября, одноклассники и приятели разъехались по городам и весям, так что ничего не оставалось, кроме как поглощать в больших количествах художественную литературу из районной библиотеки и приходившие на дом толстые журналы.
Накануне первого сентября Антонина Степановна привезла дочь в институт и определила в общежитие. Надо сказать, построенное несколько лет назад тринадцатиэтажное здание, в котором жили студенты-строители и робототехники, имело статус образцово-показательного: каждый блок в нем состоял из санузла и двух отдельных комнат — на двух и трех жильцов. Все здесь сияло чистотой, а на отведенном для первокурсников шестом этаже еще витал запах свежей краски.
По очередному звонку мама поселила дочь в комнату на двоих и, убедившись, что все в порядке, уехала обратно. Каково же было ее изумление, когда на следующий день Тамара заявилась домой! Проведя ночь в полупустом еще здании, она так и не смогла справиться с эмоциями: ей не нравился ни этот город, в котором все было чужое и незнакомое, ни воняющее краской общежитие, ни комната, ни кровать. Она готова была потерять год, но только уехать отсюда!
Как и следовало ожидать, дома ее порыв не оценили: наткнувшись на жесткое мамино: «Не смей нас позорить!», наутро она покорно села в автобус и вернулась в ненавистный город. Правда, ей все же удалось заручиться обещанием, что если окончит первый курс на «отлично», то через год ее отпустят в Москву. Чувствуя свою вину, возвратившиеся из командировки столичные родственники клятвенно обещали в этом помочь.